Рублев спас. Андрей Рублев: иконы и росписи

В России и за ее границами хорошо знают это имя - Андрей Рублёв. Иконы и фрески, созданные мастером около шести веков назад, являются настоящей жемчужиной русского искусства и волнуют эстетические чувства людей до сих пор.

Первые сведения

Где и когда родился Андрей Рублев - неизвестно. Существуют предположения, что это произошло приблизительно в 1360-70 годах, в Московском княжестве, либо в Великом Новгороде. Сведения о том, когда мастер начал писать лики Святых, содержатся в средневековых исторических документах. Из «Троицкой летописи», найденной в Москве, известно, что, будучи чернецом (монахом), Рублев расписывал вместе Феофаном Греком и Прохором Городецким домовую церковь князя Владимира Дмитриевича, сына Дмитрия Донского.

Иконостас Владимирского собора

Несколькими годами позже, согласной той же «Троицкой летописи», в соавторстве с известным иконописцем Даниилом Черным восстанавливал Владимирский Успенский кафедральный собор после нашествия монголо-татар именно Андрей Рублев. Иконы, составлявшие единый ансамбль с фресками, дожили до наших дней. Правда, в пышную эпоху Екатерины Второй ветхий иконостас оказался не соответствующим текущей моде, и его перенесли из собора в село Васильевское (теперь - Ивановской области). В 20 веке эти часть из них вошла в собрание Государственного Русского музея в Петербурге, другую часть поместили в Государственную Третьяковскую галерею в Москве.

Деисус

Центральную часть Владимирского иконостаса, который составляют иконы, написанные Андреем Рублевым, занимает Деисус («моление» в переводе с греческого). Главная его идея - Божий суд, который в православной среде именуют Страшным. Точнее - это идея о горячем заступничестве святых перед Христом за весь род человеческий. Изображение проникнуто высоким духом любви и милосердия, благородства и нравственной красоты. В центре на престоле - Иисус с открытым Евангелием в руках. Фигура вписана в алый ромб, этот цвет символизирует царственность и одновременно жертвенность. Ромб помещен в зелено-голубой овал, олицетворяющий объединение человеческого с Божественным. Эта композиция находится в красном квадрате, каждый угол которого напоминает о четырех Евангелистах - Матфее, Марке, Луке и об Иоанне. Мягкие оттенки здесь гармонично сочетаются со стройной четкостью линий.

Особенности в изображении ликов Святых

Что же нового внес в образ Спасителя Андрей Рублев? Иконы с изображением Господа существовали в византийской культуре, однако удивительное сочетание величавой торжественности с необыкновенной кротостью и нежностью делает творения мастера непревзойденными и уникальными. В образе Рублевского Христа явственно просматриваются представления русских людей о справедливости. Пылкой надежды на суд - справедливый и правый - полны лики святых, молящихся перед Иисусом. Облик Богородицы исполнен мольбы и печали, а в образе Предтечи читается неизъяснимая скорбь за весь заблудший человеческий род. Самозабвенно молятся Спасителю апостолы и Григорий Великий, Андрей Первозванный и В качестве поклоняющихся ангелов здесь изображены и Михаил, их образы полны небесной торжественной красоты, говорящей о восхитительном мире небес.

«Спас» Андрея Рублева

Среди иконографических изображений мастера существует несколько шедевров, о которых говорят, что это икона «Спас».

Андрея Рублева занимал образ Иисуса Христа, и действительно рукой великого живописца созданы такие произведения, как «Спас Вседержитель», «Спас Нерукотворный», «Спас Златые власы», «Спас в силах». Подчеркивая необыкновенную душевную мягкость Господа, Рублев угадал главную составляющую русского национального идеала. Неслучайна колористическая гамма, сияющая нежным теплым светом. Это шло вразрез с византийской традицией, в которой лик Спасителя писали контрастными штрихами, противопоставляя зеленый и коричневый цвета фона сильно высветленным линиям черт лица.

Если сравнить лик Христа, созданный византийским мастером который был, по некоторым свидетельствам, учителем Рублева, с образами, написанными учеником, мы разглядим явную разницу в манере. Рублев кладет краски плавно, предпочитая контрасту мягкие переходы света в тень. Нижние слои краски прозрачно просвечивают сквозь верхние, словно изнутри иконы струится тихий радостный свет. Вот почему его иконографию с уверенностью можно назвать светоносной.

«Троица»

Или как ее величают, икона «Святая Троица» Андрея Рублева - это одно из величайших творений русского Возрождения. В основе его - известнейший библейский сюжет о том, как праведника Авраама посетил в облике трех ангелов.

Создание иконы «Троица» Андреем Рублевым восходит к истории росписи Троицкого собора. Она была помещена справа от в нижнем, как и полагалось, ряду иконостаса.

Тайна «Святой Троицы»

Композиция иконы построена так, что фигуры ангелов образуют символический круг - знак вечности. Они восседают вокруг стола с чашей, в которой лежит голова жертвенного тельца - символа искупления. Центральный и левый ангелы благословляют чашу.

Позади ангелов мы видим дом Авраама, дуб, под которым он принимал своих Гостей, и пик горы Мориа, на которую взошел Авраам, чтобы принести в жертву сына Исаака. Там позже, во времена Соломона, был поставлен первый храм.

Традиционно считается, что фигура среднего ангела изображает Иисуса Христа, его правая рука со сложенными перстами символизирует безусловную покорность воле Отца. Ангел слева - это фигура Отца, благословляющего чашу, которую предстоит испить Сыну во искупление грехов всего человечества. Правый ангел изображает Святого Духа, осеняющего согласие Отца и Сына и утешающего Того, Кто в скором времени принесет себя в жертву. Так увидел Святую Троицу Андрей Рублев. Иконы его вообще всегда полны высокого символистического звучания, но в этой оно особенно проникновенно.

Есть, однако, исследователи, которые по-иному толкуют композиционное распределение ликов Святой Троицы. Они говорят о том, что посредине восседает Бог Отец, за спиной которого изображено Древо Жизни - символ источника и завершения. Об этом дереве мы читаем на первых страницах Библии (оно растет в и на последних ее страницах, когда видим его в Новом Иерусалиме. Левый Ангел расположился на фоне строения, которое может обозначать Домостроительство Христа - Его Вселенскую церковь. Правого Ангелы мы видим на фоне горы: именно на горе Святой Дух сошел на апостолов после Вознесения Христа.

Особую роль играет в пространстве иконы цвет. В нем сияет благородное золото, переливаются нежная охра, зелень, лазурно-голубой и мягко-розовый оттенки. Скользящие цветовые переходы гармонируют с плавными наклонами головы, движениями рук спокойно сидящих Ангелов. В ликах трех ипостасей Божества таится неземная печаль и одновременно - покой.

В заключение

Таинственны и многозначны иконы Андрея Рублева. Фото, на которых есть изображения Божества, дарят нам непостижимое чувство уверенности в том, что смысл Вселенной и каждой человеческой жизни - в любящих и надежных руках.

Одно из прославленных творений Андрея Рублева - Спас из Звенигородского чина, образ, который произвел огромное впечатление на русских людей. Икона из так называемого "Звенигородского чина", в который входят также архангел Михаил и апостол Павел. Обнаружена в 1918 г. Г. О. Чириковым под грудой дров в сарае при Успенском соборе на Городке в Звенигороде. Хранится в ГТГ.

Иконы Спаса, относимые к московской школе XV столетия, обычно в той или иной мере подражали этому образцу. Последнее обстоятельство обычно заставляло считать образ Спаса из Звенигорода тем, что называется каноном. Но не следует ли поставить вопрос несколько иначе: не представлял ли он в то время, когда был написан, явление совершенно необычное и только чисто внешне следовал установленным требованиям канона? Безусловно, в нем впервые был найден русский идеальный образ Христа, отличный от образов предшествующего искусства, иногда поражающего зрителя суровостью своего выражения.

Рублевский Спас - это воплощение типично русской благообразности. Ни один элемент лица Христа не подчеркнут чрезмерно - все пропорционально и согласованно: он рус, глаза его не преувеличены, нос прямой и тонкий, рот мал, овал лица хотя и удлиненный, но не узкий, в нем совсем нет аскетичности, голова с густой массой волос со спокойным достоинством возвышается на сильной стройной шее. Самое значительное в этом новом облике - взгляд. Он направлен прямо на зрителя и выражает живое и деятельное внимание к нему; в нем чувствуется желание вникнуть в душу человека и понять его. Брови свободно приподняты, отчего нет выражения ни напряжения, ни скорби, взгляд ясный, открытый, благожелательный. Перед нами как бы сильный и деятельный человек, который имеет достаточно душевных сил и энергии, чтобы отдать себя на поддержку тем, кто в этом нуждается.

Звенигородский Спас больше натуральной величины человека. Он полон величия. Кроме того, в нем есть строгость внутренней чистоты и непосредственности, есть полное доверие к человеку. «Спас» из Звенигорода как бы завершил искания Рублевым образа русского Христа,

Очередное упоминание о Рублеве в Троицкой летописи относят к 1408 году. В мае «начата подписывати церковь каменную великую соборную святая Богородица иже во Владимире повелением князя Великого мастер Данило иконник да Андрей Рублев». «Мастер Данило» - напарник и друг Рублева Даниил Черный, с которым он уже работал и будет сотрудничать дальше, до конца жизни.

Собор, упомянутый в летописи, - Владимирский Успенский собор, являвшийся кафедральным. Он был полностью разорен ордынцами и нуждался в восстановлении. Князь Василий Дмитриевич прямо связывал его реставрацию с возрождением духа и культуры независимой Руси после Куликовской битвы.

К сожалению, фрески Успенского собора сохранились лишь частично. Однако иконостас, входивший с ними в один ансамбль, дошел до нас. В 1768 году он был вынесен из собора и продан. Найти его удалось лишь в 1919–1922 годах благодаря работе экспедиции Центральных государственных реставрационных мастерских. Отреставрировав, иконы разместили в Государственной Третьяковской галерее и Государственном Русском музее.

Иконостас состоит из трех рядов: деисусного, праздничного и пророческого - и является одним из самых больших сохранившихся до наших времен. Иконы деисусного чина - то есть ряда икон, имеющих в центре изображение Христа, а справа и слева - Богоматери и Иоанна Крестителя, - более трех метров высотой. Центральная из них - «Спас в Силах».

По традиции эта икона занимает особое, центральное место в иконостасе, так как сюжет ее - второе пришествие Христа - является ключевым событием в христианской истории. Господь, сидя на троне, в левой руке держит раскрытое Евангелие, а правой благословляет стоящих перед иконой. Композиция, построенная на сочетании геометрических фигур, представляет собой Вселенную. Синий овал символизирует небо и ангелов, красный прямоугольник - землю и четыре стороны света.

Иконография Спаса в Силах сложилась в XIV–XV веках, и образу, созданному Андреем Рублевым, иконописцы следуют вот уже шесть веков.

Величавый вид Спаса вкупе с душевной мягкостью воплощает идеал русского народа, значительно отличающийся от греческого, доминировавшего в иконах предыдущих лет. Это также объясняют возрождением русской национальной культуры.

«Иоанн Креститель», «Богоматерь»

Справа от иконы Спасителя традиционно располагается икона Иоанна Крестителя, слева - Богоматери, далее - архангелов Михаила и Гавриила.

«Иоанн Креститель». 1408 год. Темпера, дерево, 105×83,5 см. Музей Андрея Рублева, Москва

«Богоматерь». 1408 год. Дерево, паволока, левкас, темпера, 313×106 см. Государственная Третьяковская галерея, Москва

При большем количестве икон, как это было в Успенском соборе во Владимире, состав деисуса может быть разным. Либо изображаются святители, мученики, преподобные и любые святые, угодные заказчику, либо изображаются все 12 апостолов.

На иконах Иоанн Креститель и Богоматерь повернуты в три четверти оборота к Христу, так, что они показаны молящимися Спасителю, - это тоже традиционное изображение для деисусного чина. Основным догматическим смыслом деисусной композиции является посредническая молитва, заступничество за людей перед лицом Отца Небесного.

«Архангел Гавриил». 1408 год. Дерево, паволока, левкас, темпера, 317×128 см. Государственная Третьяковская галерея, Москва

«Архангел Михаил». 1408 год. Дерево, паволока, левкас, темпера, 158×108 см. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Тогда же, в 1408 году, для праздничного ряда Андрей Рублев создает икону «Вознесение Господне», изображая на ней христианский праздник, отмечаемый на сороковой день после Пасхи, - вознесения Христа на небо и обетования о Его втором пришествии.

Икона эта сравнительно небольшая. Рублев изображает возносящегося на небо Христа в окружении ангелов, а внизу, в лучах света, помещены фигуры апостолов и Богоматери, указывающие на совершающееся чудо.

Манера и стиль, в котором написаны другие иконы чина, позволяют предположить, что писались они разными мастерами. Икона «Вознесение» выделяется наиболее совершенным исполнением, особой организацией композиции, многообразным колоритом, характерным для творчества Андрея Рублева, благодаря чему было сделано заключение о ее авторстве.

«Вознесение Господне». 1408 год. Дерево, паволока, левкас, темпера, 125×92 см. Государственная Третьяковская галерея, Москва

«Сретение» - еще одна икона, написанная для праздничного чина. Здесь тоже присутствуют та особая упорядоченность, чистота красок - золота и киновари, которые фактически выстраивают композицию, сочетание тонов, которые не встречаются в более раннем периоде. И хотя в написании икон Рублев не мог отойти от канона, они все же приобретают иное эмоциональное звучание, нежели это было принято у других мастеров.

«Сретение». 1408 год. Дерево, паволока, левкас, темпера, 80,5×61 см. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Андрей Рублев и Даниил Черный выполнили также фрески, украшающие стены собора, среди которых особенно выделяется фрагмент, изображающий Страшный суд, помещенный на сводах, столбах и стенах западной части собора.

Рублев несколько отступил от византийской традиции, согласно которой Страшный суд, выполнявшийся яркими красками, изображал неизбежные мучения, ожидающие людей после смерти. Изображения страданий грешников практически не сохранились, а в глазах людей, призванных на Суд, мы видим не страх и страдание, а надежду и ожидание милости.

«Страшный суд». 1408 год. Фрагмент фресок в Успенском соборе, Москва

«Шествие праведных в рай». 1408 год. Фрагмент фресок в Успенском соборе, Москва

«Шествие праведных в рай»

Протянутая рука Павла с развевающимся свитком призывает праведников следовать за ним. Апостол Петр обращен лицом к людям, в его глазах нет торжественной суровости, характерной для других изображений этого времени, мы видим на его лице ласку и доброту. В образах апостолов и идущих за ними праведников много волнения, надежды, тех живых чувств, которые редко изображались на церковных фресках. Рублев словно хотел показать свою веру в то, что зло исчезнет, уступив место добру.

В 1410 году Андрей Рублев создает «Звенигородский чин», названный так по месту обнаружения - все иконы были найдены в 1918 году в дровяном сарае в подмосковном Звенигороде, бывшем в XV веке центром удельного княжества. Звенигородский чин состоит из трех икон, которые, вероятно, входили в семифигурный деисус Успенского собора в Звенигороде, но сохранились лишь три иконы - Спас, Архангел Михаил и Апостол Павел.

Государственная Третьяковская галерея.

Если бы сейчас сохранились все или большинство произведений, созданных художником, можно было бы представить картину его творчества с большой долей точности. Однако и малый набор аналогий дает возможность утверждать: звенигородские иконы созданы близко по времени к владимирским фрескам 1408 года.

Некоторые фрески владимирского Успенского собора кажутся эскизами, набросками, легкими и блистательными к тем удивительным по красоте и высоте образам, которые воплотились в трех иконах звенигородского происхождения. Вызревший интерес к духовному «портрету», внутреннему миру человека, представление о высокой его идеальности нашли законченное воплощение в невероятной силе и красоте живописи Звенигородского чина. Это итог, итог долгих раздумий и поисков, художественных и духовных. У многих исследователей наметилась склонность датировать чин 1410-ми годами после Владимира и перед работами в Троицком монастыре в 1420-х годах. Такой вывод не входит в противоречие с построениями исторического характера.

Принимая «монастырскую версию» как наиболее вероятную, мы можем мысленным взором представить себе инока Андрея, уже пятидесятилетнего, летним вечером при солнечном закате, на открытой паперти-галерее только что срубленного из золотистого дерева монастырского храма. В этот вечер, усталый и сам потрясенный, мастер отложил кисть - в вечер, когда окончена была икона Спаса…

Рублев избрал для звенигородских икон очень большой размер. Поясные изображения получились превышающими человеческую меру. Это позволяло увидеть из любого места храма, где бы ни стоял человек, смысл, настроение, вложенные художником в написанную икону. В самой избранной на сей раз Рублевым величине ликов видно желание многое сказать людям именно через лицо, показать открыто и ясно внутреннее состояние образов. Художник готовил встречу лицом к лицу своих современников и жителей вечного мира.

Он сиял еще свежими, непросохшими красками, этот прямо и благосклонно смотрящий на всех, кто приходит, обращается к нему, светлый, добрый и всеведущий Иисус с книгой в левой руке и приподнятой, благословляющей правой рукой, наставник и учитель в древних одеждах странствующего проповедника. Мягко сиял золотой свет фона. По золоту - знаку и образу незаходимого «невечернего» света вечности - всего минуту назад яркой киноварью его, Андрея, рука вывела четыре буквы, сокращенно обозначила имя - Иисус Христос. И той же твердой кистью проведена была окружность венца…

Чтобы глубже понять Рублева в звенигородском деисусе сейчас, почти шесть столетий спустя, необходимо представить себе применительно к этим произведениями особенно к «Спасу», некоторые мировоззренческие черты, свойственные средневековью вообще и присущие собственно рублевскому времени. Это позволит найти место Звенигородского чина в духовной биографии художника.

За многие столетия у разных народов, от Северной Африки до новгородских владений на Белом море, от Палестины до Скандинавии, не было места, где бы не знали такой иконы. Этот образ нес в типе лица, одежды, книге, надписи имени на фоне неизменные черты единого иконописного предания. Но нигде и никогда не было создано двух совершенно одинаковых образов. Личность художника, его жизненный опыт, национальность, настроения и веяния его времени налагали определенный отпечаток не только на живописную манеру, но и на глубинное понимание образа. Отпечаток времени и личности мог быть очень легким, едва уловимым. Но большой художник, особенно такой, в котором сочеталось высокое мастерство с даром мыслителя, умел вдохнуть свой огонь в освященное традицией…

Всегда и везде Иисус изображался «по человечеству», однако искусство многими средствами выражало «надмирное» начало. Многообразны способы, какими художники передают важную для них идею. В основном это достигается тем, что, используя более позднее понятие, можно было бы назвать психологической трактовкой образа. Иногда в образе Христа подчеркнута и выделена невместимая в человека творческая сила, суровая и грозная. Такие образы русское искусство знало издавна. Четырнадцатое столетие принесло значительное многообразие в постижение и выражение этой идеи. Опыт исихастского созерцания отразился в искусстве созданием «Спасов» отрешенных и всеведущих. В их лицах виделось знание, недоступное человеку. Рублев знал все эти иконы. Их писали и византийцы, и русские, их ученики. Несомненно, он впитывал заложенное в них. Этот опыт сказался в звенигородском «Спасе», опыт вершин искусства предшествующей эпохи. Но было здесь и другое, была иная, совсем иная основа.

Лик рублевского Спаса дышит силой и покоем. Это лицо зрелого человека в мерном расцвете духовных и физических сил. Его во времена Рублева назвали бы «средовеком». Сильно открытая, крепкая шея Спаса повернута как бы несколько в сторону, в то время как лицо, обрамленное тяжелой шапкой длинных, спускающихся почти до плеч волос, обращено прямо к зрителю. Такое соотношение разворота шеи и лица сообщает сразу ясно уловимое движение по направлению к человеку, который стоит перед иконой. Небольшие, чуть суженные глаза внимательно и доброжелательно смотрят из-под слегка приподнятых бровей. В нежном живописном свечении лица, написанного плавными бликами прозрачной охры, с теплыми высветлениями, которые мягко обозначают объемы, этот взгляд определенно выделен. Рублев четкой, уверенно очерченной линией обозначил глаза, верхние веки и брови. Это мастерское соединение чисто живописных приемов с линейными роднит стиль «Спаса» с фресками Успенского собора во Владимире. Различие состоит в степени проявления того и другого начала. В лике иконы Рублев «скрыл», «погрузил» линию в живопись. Лишь в отдельных деталях линия проявляется, звучит в полный голос. Но его редкий дар рисовальщика виден здесь в изумительном по красоте силуэте, в котором статичность соединяется с легким живым движением.

«Спас» Рублева поразил современников. Отпечаток огромного впечатления, которое он произвел на людей XV века, несет на себе не одно произведение даже из того немногого, что сохранило для нас время из икон этого столетия.

В чем же был секрет, позволивший иконе стать как бы новым «изводом» столь важного для культуры того времени изображения? Современный исследователь творчества Рублева пишет: «На рубеже двух столетий в деисусном ряду одного из храмов московской земли едва ли не впервые взглянул на молящегося светлый и всеведущий рублевский «Спас» (В. А. Плугин). Этот вывод не совсем верен. Ростово-суздальская иконопись, которая была почвой и одной из основ искусства Москвы, с начала XIV века знала образы Христа светлые, добрые, кроткие. Любовь и поддержку несли писавшие их художники своим современникам. Но именно Рублев в высочайшем художественном воплощении собрал, восполнил и завершил все то, что завещало ему не одно поколение художников, что было столь близко и нужно сердцу русских людей - создать совершенный образ существа любящего, несущего утешение и надежду.

Многосторонен этот образ, каким рисует его предание. Черты трагического одиночества среди «рода лукавого и маловерного». Гнев перед показной фарисейской верой, забывшей ради буквы закона милость к человеку. Но в многообразии письменного предания склонен был русский человек выделить самое главное, что он видел в Спасе, - любовь, готовность пострадать за ближнего вплоть до мучительной смерти. Совершенство для Рублева видится в постоянной готовности помочь, поддержать, спасти. Ту же мысль ясно выражала и надпись, которая была когда-то начертана Рублевым на раскрытых листах книги в руке Иисуса. Надпись эта утрачена, поскольку от иконы сохранилась лишь голова и малая часть одежд. Но другая древнейшая икона, написанная в середине XV века - «реплика» на звенигородского «Спаса», - позволяет предположить, с какими словами, глубоко созвучными образу, обращался к людям со страниц раскрытой книги рублевский Христос: «Придите ко мне все труждающиеся и обремененные и аз упокою вы». Такая надпись раньше в русском искусстве не встречалась. Возможно, сам Рублев выбрал ее для своего исполненного заботы и доброты образа» (*Надпись читается на самой близкой по времени и типу московской иконе, вложенной в Троице-Сергиев монастырь Фомой Симоновым. Икона хранится в Третьяковской галерее. ).

Не кажется преувеличением мысль современных нам историков древнерусской культуры о том, что Андрей Рублев создал образ именно «русского Спаса». Мягкость, внутренняя теплота этого образа позволяют даже уловить русские черты в типе лица звенигородской иконы. Однако нельзя думать, оставаясь в границах исторической достоверности, что художник старался переносить, вплавлять в устоявшуюся веками иконографию черты лиц своих современников. Это было бы просто невозможным для мировоззрения средневекового мастера, продолжателя иконописного предания. Но все же под кистью Рублева столь свойственное русским людям выражение спокойствия, мягкости и открытости не могло не передаться строгим чертам Иисуса.

В возрасте около пятидесяти лет писал Рублев звенигородские иконы. Глубоким покоем веет от этих произведений зрелого мастера. Он сумел, видимо, постичь в значительной мере опыт «внутренней тишины». К этому времени он уже прошел путь русских подвижников, которые, по слову историка, «не переставая спасаться «от мира»… почувствовали себя в силах начать «встречное» движение - в мир, к миру…». Иначе ему не под силу был бы этот удивительно светлый, исполненный любви образ, столь ясный и открытый для человека.

Наверное, первой в Звенигородском чине Андрей написал эту икону - основание, средоточие деисуса, смысловой его центр. Еще не просохли в теплом дуновении летних дней ее краски, а ученики-подмастерья уже приготовили доски для других икон, большие, с глубокими пологими ковчегами. Знали ученики безмерную ценность образов, которые вскоре воплотит на их глазах старец изограф. И в своем труде, казалось бы, невеликом, старались быть достойными его помощниками. Тщательно выбирали дерево, стойкое, выдержанное. Редкой красоты, вытканную «елочкой» ткань положили они паволокой. Тонкий, отполированный, как мрамор, левкас - тоже их вклад в работу чтимого мастера. Они, видимо, любили своего дружинного старца Андрея. Не будь этой слаженности в дружине, окажись хоть немного более хрупким левкас, тресни небрежно подобранная доска - и нам, быть может, никогда не привелось бы увидеть ни «Спаса», ни «Апостола Павла», ни «Архангела Михаила».

Валерий Сергеев. «Рублёв». Серия ЖЗЛ №618.

158 x 106 см. Доска липовая, паволока, левкас, темпера. Центральная часть иконописного деисуса из Звенигорода.
Москва, Государственная Третьяковская Галерея.

Экспедиция по поиску исторических ценностей, отправленная в 1918–1919 годах в Звенигород, могла бы закончиться некоторыми пусть и важными, но не столь существенными находками. Если бы вдруг не обнаружилось то, что стало настоящей сенсацией и будет потом будоражить умы учёных людей.
Один из исследователей заглянул в заброшенный сарай неподалёку от собора Успения, что на Городке. Разбросанные доски среди обычного хлама и мусора первоначально не привлекли его внимания. Однако он приподнял наиболее запачканную, что была сверху. Увиденное поразило знатока. На него смотрели глаза Спасителя, лик которого едва проглядывался из-под вековых наслоений и почернения.
Так были найдены остатки знаменитого Звенигородского чина, который позднее большинство специалистов отнесут к трудам великого русского иконописца. Почти без сомнений учёный мир заявит: Андрей Рублёв!
Очень часто в научной и художественной литературе встречаются утверждения: вот эти люди, жившие в одно время и в одном месте, наверняка знали друг друга и встречались лично. Вызывают улыбку подобного рода заявления, хотя бы потому, что, к примеру, если в одной семье растут несколько детей или в одном доме живут несколько соседей, то они уже не просто «встречаются». Они, даже не желая того, не могут не знать друг друга! А если говорить о Древней Руси и эпохе конца XIV столетия, то не стоит забывать, что тогда в стране жили не сотни миллионов человек – население исчислялось гораздо меньшими масштабами. Люди не просто «пересекались». В центральных городах или, скажем, монастырях все знали друг друга поимённо!
Вот почему, когда мы говорим о старце Савве Сторожевском и об иконописце Андрее Рублёве, то замечания вроде «они могли видеться и наверняка знали друг друга» становятся в некотором роде странными. Всё было в значительной степени серьёзнее. Этих людей связывало почти десятилетие совместных деяний, поисков, трудов, а также духовного и, можно даже сказать, творческого общения. Они не просто «знали» друг друга, а бок о бок, вместе создавали новый мир, новую духовную культуру, новые традиции, предлагали свежие концептуальные подходы к устроению мирской и церковной жизни. И сегодня можно смело утверждать, что весь звенигородский период жизни и творчества преподобного Андрея Рублёва был озарён уникальной возможностью совместной деятельности и духовного общения с чудотворцем Саввой Сторожевским, повлиявшим не только на создание фресок и икон этого периода, но и сформировавшим всё дальнейшее творческое мировоззрение иконописца.
Почему-то старец Савва был в сознании потомков и исследователей его жизни словно «сам по себе», а иконописец Андрей Рублёв – в другом «измерении». Прославленные иконы вообще представляли интерес где-то в сферах истории искусства или изучения идей «троичности» Сергия Радонежского. Вышеперечисленные имена и их творения обсуждались учёными и почитателями, мысль бродила вокруг да около, всё было «близко», как в детской игре «холодно», «тепло», «теплее». Но не «горячо»! Разве иконы Рублёва не были найдены в Звенигороде? Разве они не были написаны им во времена обитания там Саввы Сторожевского? Разве не висели они в иконостасах храмов на Городке и горе Сторожи? Всё так и было.
Но почему же тогда мы следуем какой-то «логике Андрея Тарковского», которую он применял, снимая фильм о Рублёве?! Я имею в виду то, что мы придумываем реалии, которые на самом деле были совсем другими! Мы считаем Андрея Рублёва в эти времена таким зрелым иноком-иконописцем, что он вовсе не нуждался ни в чьём духовном водительстве. Почему-то Звенигородский чин он в первый период своей жизни – в 1390-е годы – написал «сам по себе». А вот знаменитую икону «Троица» – в начале 1420-х годов, в период своего расцвета, он без влияния Сергия Радонежского написать никак не мог! Не странная ли логика? Ведь Сергий Радонежский скончался аж за три десятилетия до этого – в 1392 году! С тех пор прошло не только много лет, но и сама реальность переменилась достаточно сильно. Сменилось поколение церковных архиереев, произошли глобальные изменения в русском великокняжеском престолонаследии, начались долгие «феодальные войны» и смута, связанная с наследством Дмитрия Донского. Но Андрей Рублёв почему-то взял и написал «Троицу» именно чуть ли не по «наказу» преподобного Сергия.
Тогда по чьему наказу он написал «Спаса Звенигородского»? Сам додумался, вроде как бы по Тарковскому – независимая творческая личность в русском Средневековье (что очень далеко от реальности)? Не раз обсуждалась тема – мог ли иконописец (иногда именуемый «художником») творить в конце XIV столетия сам по себе? То есть выбрать собственный, отличный от других стиль и использовать его в своих иконах или настенных росписях? Ответ известен давно. Не мог. Стиль письма, конечно, отличался заметно. Феофан Грек – это не Андрей Рублёв. Но стиль – одно, а образ, сущность, идея – другое. Замыслы чаще всего возникали в голове заказчика, а стиль воплощения был уделом иконописца. Ещё лучше, когда они делали работу бок о бок, совместно. А когда это были ещё и выдающиеся люди, то результат выходил соответствующим.
Скажем так (причём без претензий на звание первооткрывателей): сегодня можно утверждать, что вдохновителем, наставником и в некотором роде духовным путеводителем Андрея Рублёва в 1390-е годы, в период его трудов в Звенигороде по росписи и созданию иконостасов для каменных храмов Успения на Городке и Рождества Богородицы в соседнем монастыре, был не кто иной, как преподобный Савва Сторожевский. По крайней мере этот факт уже нельзя отрицать, хотя можно с ним и не соглашаться. Игумен Савва делал многие вещи в те времена вместе с князем Юрием Дмитриевичем Звенигородским. Это они задумали также построить каменный храм над ракой Сергия Радонежского в Троицкой обители. Ведь Савва Сторожевский был одним из первых учеников Сергия, а князь Юрий – его крестником. Москва тогда не подумала о своём заступнике и духовном покровителе, а Звенигород взял да и сделал – построил и украсил. Этот замечательный собор радует сегодня тысячи паломников. Сюда на закате жизни направился в своё время Андрей Рублёв. Для этого храма он написал икону «Троица». Так кто же мог подготовить для этого почву? Где и как могла зародиться идея не просто общерусского почитания Троицы, которую, как известно, развивал преподобный Сергий, а написания самой иконы с таким необычным для того времени сюжетом? Сюжетом Единения – перед лицом возникающей братоубийственной войны за права наследования нераздельного целого – будущего Великого княжества Московского!
Мог ли предвидеть это Сергий Радонежский перед своей кончиной так много лет назад?
Но это не только предвидели, но и знали другие: князь Юрий – наследник престола – и преподобный Савва. Те, кого уважали и опасались (Юрия как первого из наследников), кто имел силу духа и мощь строить новую Звенигородскую Русь, кто создавал невиданную крепость и возводил один за другим исполненные «велелепием» храмы. Они ведали, к чему могли привести междоусобицы и братские раздоры.
Утверждаю, что главным вдохновителем иконы «Троица», созданной иноком Андреем Рублёвым, был, конечно же, Савва Сторожевский. Не говоря о Звенигородском чине, который мы сегодня можем видеть в Третьяковской галерее лишь фрагментарно. И «Спас Звенигородский» (знаменитый «Русский Спас»), и «Троица» давно стали символами России.
Не стоит умалять наследие и забывать тех, кто этого достоин.
Не так ли?